В рамках проекта Реальные люди 2.0 мы беседуем с гостями о важнейших событиях, которые влияют на нашу с вами жизнь. Гостем сегодняшнего выпуска стал руководитель отдела расследований Комитета против пыток Сергей Бабинец. Он рассказал о том, почему полицейские пытают, а россияне не осуждают истязания. Для удобства читателей мы публикуем выдержки из беседы в текстовом виде и полную версию на видео.
— Не считаете ли вы, что в регионах ПФО участились случаи пыток?
— На самом деле Комитет против пыток работает на территории ПФО уже почти 20 лет. Главный офис Комитета находится в Нижнем Новгороде. Работаем по Нижегородской области с 2000-го года. Количество заявлений каждый год примерно одинаковое. Около 20-40 заявлений в год к нам поступает по Нижегородской области. По ПФО — около 150 заявлений в год. Не скажу, что их из года в год становится больше. Несмотря на то, что происходит в мире, несмотря на то, что появляются громкие дела наподобие отдела полиции "Дальний" в Татарстане или нашумевшего в последнее время случая в Ярославской области, количество заявлений и жалоб не снижается. Как пытали в 2000-2005 гг., также происходит и в 2018 г.
— Где больше и чаще всего пытают?
— Если говорить по региональному разделению, то жалоб много в Нижегородской области, Башкортостане, Оренбургской области. Мы также работали в Республике Марий Эл — там жалоб было поменьше, чем в других регионах. Жалоб достаточно и в Москве, и Московской области. Не скажу, что есть регионы, в которых ситуация совсем прям идеальная, что жалоб очень мало.
— А отсутствие жалоб — это показатель того, что в регионе действительно нет пыток? Или у людей нет возможности говорить о пытках?
— Например, если брать Чеченскую Республику, оттуда жалоб практически не поступает, хотя какая там ситуация с правами человека мы с вами прекрасно знаем.
— А в Татарстане с этим как?
— В Татарстане как была проблема с пытками, так она и осталась. В том же самом ОП "Дальний" за последние годы, после того, как этот отдел разогнали и опять сформировали, там все равно продолжаются пытки. Ушли старые кадры, какую-то часть кадров посадили, министр сменился, пришли новые сотрудники. Такое чувство, что они совершенно не изучали историю этого отдела, совершенно ничего не слышали про пытки. Они продолжают действовать теми же самыми методами, которые существовали и до них. То же самое и в Нижегородской области и в самом городе Нижнем Новгороде. Стоит нам очень хорошо поработать по одному из отделов полиции, буквально несколько лет тому назад это был отдел полиции Автозаводского района, где сразу 6-х сотрудников из одного отдела посадили. На их места пришли новые и работают теми же самыми преступными методами. И говорят, что они даже не в курсе, что здесь кого-то сажали. А ведь прошло всего пара лет.
— А почему не меняется статистика? То есть как было какое-то количество пыток, так и остается. Что это означает? Означает ли это, что есть определенный предел, через который нельзя переступить?
Они приходят домой, играют со своими детьми и учат их тому, что нельзя обижать слабых, нужно защищать слабых, быть добрым и отзывчивым, помогать слабымСергей Бабинец о пытающих заключенных полицейских
— Я считаю, что не меняется подход в работе самой системы. Систему работает по старому многолетнему шаблону, который существует на протяжении последний 30-40 лет. Существует палочная система. От сотрудников требуют определенного количества раскрытых преступлений за отчетный период. Если ты не выдаешь определенный результат, извини, тебя могут наказать, а потом и уволить. А какими методами ты достигаешь этот результат, твое руководство абсолютно не волнует. И чаще всего получается так, что в делах, связанных с пытками в полиции руководство прекрасно осведомлено о том, как работают подчиненные сотрудники. Им все равно. Им нужно, например, раз в квартал, раз в полгода съездить в областную коллегию и отчитаться перед вышестоящим руководством о том, что раскрываемость составляет такой-то процент, такое-то количество краж раскрыто, такое-то количество изнасилований, убийств и т.д. Самое важное — это цифры, а то, как они достигнуты, никого не волнуют. Эта методика существовала огромное количество лет. Она существует и сейчас. И никаких предпосылок или высказываний со стороны министра внутренних дел, либо его заместителей, либо людей, приближенных к системе внутренних дел, о том, что что-то нужно кардинально менять, разрабатывать другую систему оценки эффективности полиции нет. В ближайшие годы мы ожидать каких-то изменений не можем. Вряд ли что-то изменится.
— Давайте поговорим о мотивах тех, кто прибегает к пыткам. Наверняка, это обычные люди, у которых есть семьи, они живут нормальной жизнью вне работы. Откуда в них такая жестокость? Они мало получают? Не могут подняться по карьерной лестнице? Или имеется такая установка сверху? Вы упомянули, что нужно раскрыть какое-то определенное количество дел, это единственный мотив, из-за которого совершаются пытки?
— Безусловно, работа в системе накладывает очень большой отпечаток на личность человека. Когда человек несколько суток не спит, не отдыхает, постоянно получает как психологическую, так и физическую нагрузку, постоянно перегружен делами, указаниями руководства и т.д., это накладывает психологический отпечаток на человеке. Ему становится тяжело. Многие из наших дел в своей фабуле имеют показания сотрудников о том, что сотрудник много дней находился на дежурстве, не отдыхал, а в конечном итоге взял и сорвался — избил человека. Это первый критерий — люди физически и психологически устают. Второе, это действительно палочная система, это, наверное, одна из основных вещей, на которых держится система пыток. Убери палочную систему, перестань требовать от сотрудников, чтобы он в месяц раскрывал 10 краж, а проси, чтобы он просто раскрывал преступления и делал это эффективно, чтобы посмотрев на уголовное дело можно было бы сказать, что ты отработал очень хорошо по этому делу — проведены разные экспертизы, сделано все качественно, пускай даже не смог найти виновного, но все равно ты все сделал очень здорово, молодец, и т.д. Нет, нужно 10 раскрытых из 12 и делай, что хочешь. Вот и людям приходиться брать в руки дубинки, противогазы, наручники, что угодно, что попалось под руку и идти раскрывать преступления вот таким вот образом.
— А как они после этого на себя в зеркало смотрят?
— Понимаете, дело в том, что люди воспринимают это... Это может быть тяжело в первый раз, во второй раз, в третий раз ты начинаешь смотреть на это как на часть своей работы. Более того, вокруг тебя ходят твои коллеги, которые работают точно таким же образом. Органы следствия, прокуратура, судьи, все закрывают на это глаза и говорят, ну, работай. И ты начинаешь думать, что если меня никто за это не упрекает, никто не наказывает, следователь, если даже рассматривает какие-то заявления о пытках, никогда уголовное дело не возбудит, меня никогда в тюрьму не посадит, ну значит, так и надо работать дальше. Они начинают воспринимать это как часть своей работы. Они приходят домой, играют со своими детьми и учат их тому, что нельзя обижать слабых, нужно защищать слабых, быть добрым и отзывчивым, помогать слабым и т.д.
— А сотрудники, которых обвиняют или подозревают в пытках, — это как правило молодое поколение сотрудников или более старшее поколение?
— На самом деле разбег очень большой. Среди сотрудников полиции, которые были привлечены к уголовной ответственности по делам Комитета против пыток, есть совсем молодые, даже стажеры есть, которые вот только выпустились из школы милиции, из юридических вузов, есть сотрудники и предпенсионного возраста, которым не хватило буквально месяцев, чтобы уйти на пенсию. Нет какой-то градации о том, что вот, например, молодые пытают чаще, а те, кто постарше — меньше. Примерно одинаково везде получается. В методах пыток тоже нет такого деления, что молодые любят побить, а те, кто постарше любят электричеством пытать. Все зависит от фантазии, нежели от возраста.
— Не считаете ли вы, пытки становятся инструментом запугивания российского населения?
— На самом деле пытки стали настолько распространенными, и так часто о них говорят в СМИ, что наш рядовой обыватель относится к ним, как к чему-то, я е скажу, что нормальному, но почему-то обыденному. Любой человек, который идет в отдел полиции, либо сталкивается на улице с сотрудником полиции, задним умом начинает думать о том, что а вот если я загремлю в отдел, либо ко мне подойдет полицейский, есть шанс, что он применит по отношению ко мне незаконно физическую силу. Многие люди одобряют применение пыток. На самом деле, это очень высокий процент — около 80% респондентов. Они говорят, да, пытать можно. Например, к обвиняемым по определенным видам преступлений — изнасилования, педофилия, терроризм.
— А это российская специфика то, что значительная часть общества одобряет пытки?
— Не знаю, является ли это спецификой именно российского общества, поскольку знаю только результаты опросов на территории Российской Федерации. О других государствах не знаю. Единственное, могу сказать, что в последнее время если появляются в СМИ какие-то истории о том, что в какой-то стране или городе сотрудники полиции пытали или застрелили кого-то, то на улицы выходит огромное количество недовольных граждан. Митинги, пикеты, столкновения с полицией, вплодь до того, что чиновники выходят и просят прощения, пытаются изменить подход в работе правоохранительных органов. У нас, несмотря на громкие заявления, на громкие случаи, тот же самый отдел полиции "Дальный" или вот это ярославское дело, я не видел никаких серьезно настроенных масс, которые выходили бы в публичное пространство, какие-то публичные мероприятия проводили, с требованием привлечь к уголовной ответственности, либо еще что-то сделать с сотрудниками полиции или колонии. У нас к этому больше относятся так, ну, с недовольством, с каким-то скепсисом, ну, попытали, ну и ладно, будем жить дальше, как жили.
— А кто чаще всего подвергается пыткам? Люди, посаженные за экстремизм, терроризм, или осужденные по другим статьям.
— Исходя из практики, которая сложилась в нашей работе, пыткам может быть подвержен абсолютно любой человек. Независимо оттого, какое у него образование, какой уровень достатка, какой пост или должность он занимает, будь он студент или пенсионер, будь он дворник, строитель или депутат или учитель. У нас среди заявителей есть кто угодно.
— Действительно есть депутаты?
— Да, был депутат, которого в Нижегородской области несколько лет тому назад избили сотрудники полиции. Был учитель информатики с тремя высшими образованиями. Был футбольный тренер. Были и люди, которые имели судимость или не одну судимость. Кого только не было — и женщины, и мужчины. Женщин, конечно, чуть реже, мужчин — чаще. Но абсолютно любой может быть. Независимо от того, сидите вы на улице на лавочке или копаетесь в телефоне, вы не застрахованы от того, не подойдут ли к вам сотрудники правоохранительных органов и не скажут, что вы похожи на человека с ориентировки, вас не заберут в отдел и не будут пытать. Никто вам гарантий не даст.
— А как изменить ситуацию, чтобы стало невозможно пытать? Это вообще возможно в нынешней России?
— Возможно, но для этого необходимо поменять полностью систему оценки эффективности работы сотрудников правоохранительных органов. Необходимо менять сам подход к раскрытию преступлений. Необходимо обучать тех сотрудников, которые есть сейчас. В первую очередь, необходимо расследовать те заявления о пытках, которые сейчас лежат в Следственном комитете и пылятся. Краеугольным камнем стоит неэффективность расследований по заявлениям о пытках. Полицейские пытают в том числе из-за того, что их за это никто не привлекает к ответственности, не только потому что с них требуют определенного количества раскрытых преступлений. Ведь чувствуя свою безнаказанность, можно и дальше творить беззаконие. А если бы человек знал, что если он сегодня ударит дубинкой, к нему завтра придут, и завтра он будет сидеть в СИЗО, я думаю, он 10 раз подумает, прежде чем поднимать руку на задержанного.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram и узнавайте, кто будет следующим гостем проекта Реальные люди 2.0, и многое другое.
