"Будем пытаться покинуть Россию". Журналист и трансгендер из Саратова — о своей гормональной терапии и новых запретительных законах

Нику Лухминскому — журналисту и трансгендеру из Саратова — 39 лет. Он совершает трансгендерный переход с помощью гормональной терапии уже несколько лет и занимается просветительской деятельностью. Полтора года назад он эмигрировал в Польшу, но был вынужден вернуться в Россию. В страну, которая уже девять месяцев ведет войну с Украиной, где опасно быть как журналистом, так и трансгендером. "Idel.Реалии" рассказывают его историю.

"Детство было очень травматичным"

Вопрос личного гендера и сексуальной ориентации Ника не волновал до предпубертата. Первые мысли об этом у него возникли в 10 лет, когда стало понятно, что он не совпадает с тем образом девочки, в который его пытаются определить родители и социум.

— У меня были неадекватно длинные волосы [для меня], мне их выращивали с раннего возраста и запрещали что-либо с ними делать. И это был первый болезненный момент с самоопределением, потому что носить их было тяжко, а голова от такой копны всегда болела. Лет в 12 я ножницами самостоятельно отрезал их себе, — рассказывает Ник Лухминский.

Семья восприняла этот поступок как личное оскорбление. Попытки поговорить с родителями и объяснить им, что Ник не считает себя девочкой, разбивались о стену непонимания. Ник рассказывает, что семья была достаточно деструктивной, поэтому общение просто не складывалось: "Я до сих пор не расхлебал все последствия, которые образовались у меня в голове из-за этого — детство было очень травматичным".

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Сын сказал, что он — гей. Я ответила: "Окей". В России сегодня ужесточили законодательство о пропаганде ЛГБТ

В школе у Ника не возникало особых проблем со сверстниками на почве гендера. С большей частью одноклассников у Ника изначально были не очень хорошие отношения. Школа была неблагополучная, и единственное разделение проходило по следующей границе, говорит Ник: "Дети совсем каких-то отмороженных уголовников и более-менее вменяемые ребята, которых считали "ботанами".

— Я как раз находился в "ботанах" — это доставляло определенный дискомфорт. Постоянно происходили какие-то драки "стенка на стенку", и нам вечно доставалось, — вспоминает Ник. — А еще я был самый высокий и крепкий среди сверстников — приходилось первым лезть все "разруливать".

В юном возрасте — в том числе из-за общения в не очень благополучном кругу — Ник не делал особые шаги в саморазвитии и получении достаточных знаний в такой щепетильной теме. По этой причине он придумал себе теорию, схожую с представлениями о сансаре в индийских религиях. Ник считал, что за особые прегрешения круги перерождений отправили его в тело "неудобной" девочки: "Я живу в очень неподходящем для себя теле, мой гендер мужской, но обстоятельства таковы, что мне придется до конца дней домучиться с женским паспортом — такова моя судьба. В этом не было ничего страшного — я это принял", — объясняет Ник.

У Ника был узкий круг близких друзей — они знали, какой его гендер правильный, и обращались к нему, исходя из этого. Рядом с этими людьми ему всегда было комфортно и спокойно.

Сейчас Ник находится в стабильных моногамных отношениях. Кроме партнера, его никто не привлекает. "Вопрос другой сексуальной жизни не стоит", — говорит он. Но с теоретической точки зрения он считает себя пансексуалом (пансексуальность — сексуальная ориентация, при которой романтическое и сексуальное влечение испытывается к персонам вне зависимости от биологического пола, гендера и гендерной самоидентификации — "Idel.Реалии").

— Как-то у меня был "тяжелый" флирт с некой барышней. Но она оказалась мальчиком. Причем это была не трансгендерная девушка, а трансвестит. Но дама была очень эффектная. Меня это не особо смутило — пофлиртовать-то занятно, — вспоминает Ник.

В социальной жизни Ник продолжал жить с женским именем и отзываться на него. Он признается, что ощущения от этого всегда были очень неприятные. Нику помогли занятия с психологом — он, по словам Ника, вытащил наружу интересный факт: "На самом деле, никто никого не приговаривал к подобному существованию, жизнь можно сделать гораздо комфортней и даже выйти за свой круг друзей".

Еще один плюс от занятия с психологом — у Ника ушел страх гормональной терапии. Психолог объяснил, что корни страха идут из детства. Взрослые настойчиво вбивали Нику, что гормональная терапия в определенный момент делает неизбежной серию корректирующих операций, а они, в свою очередь, сокращают жизнь человека вдвое. Но Ник все-таки решился.

После занятий с психологом он решил, что гормональная терапия улучшит качество его жизни. Она вносит определенные перемены в голосе и внешности, а также требует какой-то экспликации вовне — рассказать людям, что происходит, и постараться стать с ними более открытым.

— В ответ на это можно встретить негативное отношение. Но мне повезло: на прежней работе все отреагировали вполне адекватно и даже хорошо, да и на следующей меня тепло приняли. Трудности оказались решаемы и — главное — что все ограничения оказались только внутри головы, — объясняет Ник.

Начать полноценный трансгендерный переход он решил в 35 лет.

В каждой стране трансгендерный переход проходит по-разному. Сначала нужно пройти комиссию, включающую психиатров, эндокринологов, сексологов и других врачей, которые устанавливают, в действительности ли человек является трансгендером. При положительном решении комиссия выдает направления на дальнейшие шаги, которые включают изменение гендерного маркера в документах, гормональную терапию и корректирующие операции.

— В цивилизованных странах, если комиссия признает, что ты трансгендер, то можно сразу сменить документы и дальше действовать на свое усмотрение: чувствуешь потребность в гормональной терапии, то начинаешь ее. Хочешь операцию, пожалуйста. Можно не делать ничего. Это тоже выход, — уточняет Ник.

В России смена документов возможна только через суд. Из-за бюрократических проволочек Ник принял решение заняться этим уже после переезда в другую страну и получения вида на жительство.

Ник прошел комиссию, которая установила, что ему необходима гормональная терапия, и дала разрешение на оперативную коррекцию. Комиссия для трансгендера, по словам Ника, — отдельная головная боль. На ней обращаются в женском роде, задают неудобные вопросы, которые не имеют никакого отношения к трансгендерности. Врачи-психиатры просят снимать штаны, хотя это не входит в рамки их исследований. Да и вообще, по словам Ника, чувствуется общее пренебрежение и непрофессионализм.

Ник проходил комиссию в трех городах: Саратове, Самаре и Москве.

— Как пациент я считаю, что исследование для выявления трансгендерности должно быть подробным, доступным и безопасным. Пройдя врачей трех комиссий, я пришел к выводу, что на практике оно либо подробное, либо доступное и безопасное. Комиссии с подробными исследованиями выглядят либо как пыточные, либо как "деньговыжималки". Если ваше решение совершить гендерный переход — неправильное, все эти трудности могут уберечь вас от ошибки. Однако в случае, если ваше решение правильное, но вам не хватает денег или храбрости, вы рискуете остаться без помощи, — делится впечатлениями Ник.

На данный момент Ник занимается только гормональной терапией. С оперативным вмешательством у него сложные отношения: "Я боюсь людей с ножами и не доверяю им. Нет желания рисковать жизнью ради косметического эффекта".

Гормональная терапия, в свою очередь, оставляет у Ника только положительные впечатления. Происходящие изменения полностью его устраивают, а качество жизни значительно улучшилось.

— Складывается ощущение, что до гормональной терапии я был полу-мальчик, а сейчас у меня наконец-то нормальное состояние — я ощущаю себя полноценным мужчиной. Могу заниматься спортом. Могу набить кому-нибудь морду — шутка. Дико жалею, что не начал терапию раньше — 35 пропущенных лет жизни, а теперь я живу в полную силу, — говорит Ник.

Коммуникация с семьей, по его словам, нарушена довольно давно. Никто открыто не конфликтует, ссор не происходит, однако родители стараются делать вид, что ничего не происходит — никакого трансгендерного перехода не было.

— Это, конечно, не способствует здоровым человеческим отношениям. Но, к счастью, мы сейчас живем в разных городах, поэтому общение по телефону не такое травматичное, какое оно могло бы быть в реальности, — объясняет Ник.

Журналистика, активизм, деанон

Ник работал в ИА "Свободные новости. FreeNews-Volga", писал новости. С коллегами у него были достаточно дружеские рабочие отношения. Многие думали, что он девушка-лесбиянка. Ник не был против того, что большинство обращается к нему в женском роде.

В какой-то момент Ник решил сделать проект на сайте о своем трансгендерном переходе "Я — трансформер". Свою идею он мотивировал очень просто: хотелось сделать что-то, что ему по-настоящему интересно. В проекте есть серия вопросов, которые освещают практическую часть трансгендерного перехода: С чего вообще начать? К чему готовиться? Сколько денег откладывать? Как пройти комиссию для трансгендера? Куда идти, если человек живет в Саратове, Оренбурге или еще какой-нибудь "дыре", говорит Ник. Эти вопросы мало где освещаются — он попытался на них ответить.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Закон о запрете "пропаганды ЛГБТ". Что о нем думают активисты из Поволжья?

По откликам на проект Ник понял, что серия его статей действительно оказалась востребована.

— Многим людям не хватало информации, чтобы получить лекарства или пройти врачебную комиссию. И я рад, что это помогло кому-то. Каким-то другим активизмом я никогда не занимался. Сделать что-то, из-за чего на тебя будут смотреть окружающие, — очень сильный шаг для меня, трушу это делать. Я веду общение с меньшинствами в своих блогах и социальных сетях, где-то пытаюсь помочь и что-то объяснить. Заниматься просвещением — это мое, а вот с флагом или плакатом стоять — совсем не мой жанр, — объясняет он.

С выходом проекта автоматически произошел и каминг-аут. Ник себя деанонимизировал — трагедии не произошло. Большинство коллег в редакции стало обращаться к нему в мужском роде. Часть мужского коллектива начала по-мужски жать ему руку при встрече и общаться как с мужчиной.

— После публикации проекта было страшно, конечно, но что поделать. Объективно в России сейчас не такая острая ситуация, чтобы деанон нес определенную угрозу жизни. Градус гомофобии не настолько высокий, чтобы каждого второго убивали после каминг-аута. Конечно, все зависит от того, насколько это происходит далеко в глубинке, но выжить можно. Другое дело, что все гомофобные законы, которые сейчас принимаются, будут работать на то, что ситуация будет ухудшаться довольно стремительно. И, возможно, через короткий промежуток времени то, что я говорю сейчас, станет неактуальным. И речь идет не столько о самом законопроекте и его непосредственном действии, сколько о том, как его воспримет общество, посчитают ли какие-то отдельные "городские сумасшедшие" новый закон карт-бланшем для себя и начнут ли устраивать условные погромы, — рассуждает Ник.

Принятие законопроекта о запрете пропаганды ЛГБТ вызывает у него вопрос: "Что, в стране больше ничего не происходит?" По мнению Ника, это очередной винтик в национальные скрепы, однако в плане реального действия даже существующий закон о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений применялся достаточно редко.

— Как новый закон будет работать — полет для фантазий. Как будет проходить закрепление доказательств? Что будет считаться таким доказательством? Думаю, что в итоге закон будет применяться редко и нелепо — несколько показательных процессов и все, — уверен он.

Недавно проект о трансгендерном переходе Ника "Свободные новости" убрали из публичного доступа из-за запрета на пропаганду смены пола: "Это было ожидаемо, и решение коллег мне понятно, очевидно, что другого выхода не было — издание нужно сохранять. Я вообще удивился тому, сколько он продержался на сайте".

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Я — трансформер". История Ника Лухминского

У Ника вызывает тревогу и опасения будущее журналистики: "Чем больше каких-то ограничений будет сейчас, тем меньше от этой профессии что-то останется". Однако оптимизм его не покидает. Он верит в системы обхода всевозможных блокировок и запретов, да и сообщества ЛГБТ-людей, считает он, растут с каждым годом.

— Чем человек моложе, тем он толерантней. Да, у нас все сильнее закручиваются гайки в государстве, но это все меньше помогает, — говорит Ник.

Эмиграция в Польшу и возвращение в Россию

Полтора года назад Ник сделал попытку эмигрировать в Польшу. У него не было уверенности, что в Россию он больше не вернется, но тем не менее он считает это эмиграцией. Среди журналистов летом 2021 года прошел слух, что людей, работающих в СМИ, начали приглашать в ФСБ. Там им предлагали безвозмездное сотрудничество, а случаи отказа влекли за собой не очень хорошие последствия, вспоминает Ник.

— Мне намекнули, что сделают такое же "лестное" предложение и мне, — говорит он. — Соглашаться не хотелось. Поэтому на тот момент показалось актуальным внезапно стать студентом и очутиться за пределами Российской Федерации, что я и сделал. Тем более такая возможность пока еще была.

Так Ник оказался в Польше. "Польша считается одной из самых гомофобных стран Европы, но при всей жестокости польского законодательства в отношении женщин, где им практически нельзя делать аборты, и из-за этого там гибнут люди, законодательство в отношении ЛГБТ там адекватное", — рассказывает Ник. В Польше разрешены прайды, они проходят в разных городах — даже небольших.

— Однажды я был на прайде в городе Кошалин — это такая деревенька размером с Балаково (Балаково — город в Саратовской области с населением в 197 тысяч человек — "Idel.Реалии"). Там собрался довольно большой прайд, и полиция была учтива и охраняла его. Естественно, что там тоже есть местные неадекватные гомофобы, которые могут совершить нападение. Поэтому прайд идет в оцеплении. Полицейские следят, чтобы все было хорошо, провокаций не допускают. Это уже показатель того, что в Польше ситуация намного лучше, — отмечает Ник.

Спустя год он был вынужден вернуться в Россию — его партнеру не удалось получить польскую визу. У них был план: сначала Ник уезжает учиться, а через какое-то время к нему приезжает партнер. Идея не сработала.

Ник мог подать документы на ВНЖ в Польше, но это бы означало, что еще на полтора года он окажется полностью отрезан от своего партнера. Процесс получения ВНЖ до войны стандартно занимал 15 месяцев — в это время нельзя выезжать за пределы Польши. После начала войны сроки стали менее определенные. У Ника не было никаких гарантий, что даже спустя 15 месяцев он получит вид на жительство. Это показалось ему неприемлемым.

На вопрос, почему он выбрал любовь, а не свободу, безопасность и комфортную жизнь, Ник отвечает: "Весь год, пока я был в Польше, был нелегким. Ты в очень красивом месте (меня окружала прекрасная архитектура, прекрасные люди, прекрасная природа), но не можешь поделиться всем этим со своим партнером — это ощущение меня очень сильно угнетало. Я находился в депрессивном состоянии. Есть одна сентиментальная история, которая может передать мое состояние. Решил я как-то развлечь себя комедийным сериалом "Наш флаг означает смерть". Сериал отличается тем, что гомосексуальная линия тут в каноне, она прописана в сценарии. По сюжету, главные герои — два немолодых мужичка хотят вместе убежать в дальние края, и один из них в последний момент трусит и отказывается. Меня этот момент очень сильно вскрыл. До просмотра этого сериала было непонятно, насколько мне на самом деле плохо. А тут великий режиссер Тайка Вайтити показывает: чувак, тебе очень хреново, ты страдаешь, сюрприз! Может быть, это и стало тем поворотным моментом, почему я вернулся".

Сейчас, находясь в России, Нику сложно оценивать реальную угрозу своей безопасности. Он говорит, что не ощущает косых взглядов на себе, а порой и вовсе забывает, что вокруг — война.

— С другой стороны, чтение новостей очень часто вызывает приступы тревожности, и ситуация, в которой мы все сейчас находимся, очень страшная. В сравнении с довоенной Россией меня больше всего пугает то, что рядом с тобой, на улице, оказываются люди в военной форме, с прямым доступом к оружию. Тем более я отдаю себе отчет, что эти люди с не самым благополучным психическим состоянием. Этот момент очень сильно напрягает, — констатирует Ник.

Он считает, что находиться в России сейчас небезопасно, но добавляет, что на этой стране "жизнь не заканчивается".

— Мы будем дальше пытаться ее вместе покинуть. Ключевое слово — вместе, — говорит Ник.

Он разочарован, что эмиграция сейчас затруднена — запросить убежище практически невозможно: "Это технически невыполнимо. Потому что без какой-либо визы к польской границе нельзя подъехать. Получается, что решение об отмене туристических виз для Россиян — это убийство, растянутое во времени".

В то же время Ник верит, что любая ситуация преодолима — и со временем им удастся оказаться в Европе.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.