В рамках проекта Реальные люди 2.0 мы беседуем с гостями о важнейших событиях, которые влияют на нашу с вами жизнь. Гостем сегодняшнего выпуска стал журналист "Новой газеты", блогер Ирек Муртазин. Мы обсудили возможные причины убийства журналистов в Нижнем Новгороде, их влияние на отношение к профессии сегодня, отсутствие журналистики в России и возможные последствия нынешней внутренней и внешней политики РФ.
ОПАСНО ЛИ В РОССИИ И В ТАТАРСТАНЕ РАБОТАТЬ ЖУРНАЛИСТОМ?
— Как вы знаете, несколько дней назад в ЦАР убили группу российских документалистов, среди которых были Орхан Джемаль, Александр Расторгуев и Кирилл Радченко. Но также за последние 10 дней в Нижнем Новгороде погибли еще два журналиста — Сергей Грачев и Денис Суворов. В случае с африканской республикой можно сделать определенные выводы о возможных виновных. Какой подтекст, Ирек, вы видите в убийствах в Нижнем?
— Никакого подтекста. Бытовуха.
— Ничего связанного с работой?
От таких убийств в России никто не застрахован
— Я бы не стал связывать эти две трагедии в одну цепочку, потому что с таким же успехом в Нижнем Новгороде могли убить врачей, учителей, дворников. Каждый день, к сожалению, кого-то убивают. То, что смерть настигла журналистов, говорит только о том, что от таких убийств в России никто не застрахован.
— Два убийства с разницей в несколько дней в одном городе — чистая случайность, и на их месте мог оказаться любой?
— Конечно. Если посмотреть криминальную статистику той же Казани, там за эти 10 дней тоже произошло какое-то количество убийств. Нет повода для разговоров только потому, что убиты были не журналисты. Жизнь человека, вне зависимости от его работы, в последнее время в России очень обесценилась, к сожалению.
— От чего это происходит?
— Именно от того, что слишком много насилия выливается на человека с интернета, телевизора. Отношение к человеческой жизни сейчас не такое трепетное, как это было в те же советские годы.
— На ваш взгляд в России сейчас возможны подобные убийства журналистов по профессиональным мотивам? Кажется, за последние несколько лет сложилась практика, когда неугодных журналистов просто сажали, и всё на этом. Вы тому свидетель.
— Ни от чего нельзя зарекаться, убийства были есть и будут. Скажем так, убийство журналистов на профессиональной почве в нашей стране на сегодняшний день минимализировано. Прежде всего, это произошло потому, что самой журналистики практически нет.
Каждое общество имеет такую журналистику, которую заслуживает
Она стремительно исчезает из общественной жизни. Если взять наш родной Татарстан, там убийства журналистов на профессиональной почве в принципе невозможны, потому что нет журналистики. Есть отдельные хорошие, прекрасные журналисты, но, в целом, журналистики нет. Есть Борис Бронштейн, есть Марина Юдкевич. Всех можно буквально по пальцам пересчитать. Это настоящие журналисты, а профессии как класса и явления уже нет.
— Но никто ни от чего не застрахован, и мы только что с вами об этом говорили.
— На трассах Москва-Казань, Казань-Набережные Челны кто угодно может попасть в трагическое ДТП. Если в салоне автомобиля окажется журналист, это не значит, что журналисты гибнут на дорогах. Гибнут россияне.
— Правильно ли я понимаю, что в нашем регионе — в Татарстане, Поволжье — ситуация с этим обстоит иначе? Журналистов не убивают, и слава Богу.
— Журналистов не убивают, потому что нет журналистики.
— Журналистика хоть какая-то, но есть. Определенные фамилии вы всё же перечислили.
— Умение связывать мысли и выводить это в слова, предложения — это еще не журналистика.
— Что тогда журналистика сегодня и почему ее нет?
— Журналистика — это доведение до общества информации и попытка решить проблемы путем привлечения общественного внимания. Когда пишущие люди занимаются обслуживанием интересов разных кланов, это уже не журналистика. Это становится пропагандистской работой.
— Не кажется ли вам, что татарстанская власть просто не воспринимает критику?
Никаких реальных угроз для положения власти со стороны татарстанских СМИ не будет в ближайшее время
— Татарстанская власть — могу даже назвать фамилии, например, персоналия Марата Муратова — жестко взяла под контроль СМИ, соцсети, те же телеграм-каналы. Сейчас они могут уже не беспокоиться. Ничего серьезного, никаких реальных угроз для положения власти со стороны татарстанских СМИ не будет в ближайшее время.
— Это всё журналистика, а что вы скажете об анонимных телеграм-каналах? Вы следите за ними?
— Посматриваю. Татарстанские телеграм-каналы перестали представлять для меня интерес. Я вижу, что это такое сборище пауков в банке.
— Сейчас мы можем сказать, что если раньше они позволяли себе достаточно, то сейчас, возможно, разнарядки того же Муратова дошли и до них. Так?
— Я не вижу независимых и свободных каналов, администраторы которых пишут действительно о том, о чем они хотят писать, поднимают какие-то серьезные проблемы, действительно обладают серьезным инсайдом. Нет таких. Вся информация дозирована, а все проблемы согласованы. Я предполагаю, татарстанские телеграм-каналы сегодня жестко контролируются Казанским Кремлем.
ЗАПАД ВСЁ УСТРАИВАЕТ
— В условиях давления во всех смыслах, действия пакета Яровой, ряда других законов профессия наверняка не может нормально развиваться. Кого вы вините в этом и вините ли?
Татарстанские телеграм-каналы сегодня жестко контролируются Казанским Кремлем
— Общество. Каждое общество имеет такую журналистику, которую заслуживает. Другая журналистика России, в принципе, не нужна. Если взять федеральный масштаб, у нас есть отдельные очаги сопротивления ("Новая газета", "Дождь", "Эхо Москвы"), которые поднимают действительно серьезны проблемы, но их зона влияния очень ограничена. Это максимум пять процентов общества.
— Если они есть, значит еще не всё потеряно. Вы же считаете себя журналистом.
— Они остаются только потому, что власть уже не боится свободы слова. Она понимает, что эти СМИ не оказывают серьезное влияние на общественное мнение в масштабах всей страны. Но зато они позволяют на том же Западе всем говорить о свободе слова.
— Вы думаете представителей российской власти действительно волнует, что о них думают на Западе?
— Общественное мнение на Западе Россию не может не волновать. Дело в том, что вся властная элита хорошо интегрирована в Запад. Начиная с отдыха, учебы детей, шопинга жен и любовниц...
— Вы действительно думаете, что на Западе все ведутся на эти пять-шесть процентов свободной информации, о которой вы говорили?
— На Западе никто не говорит про пять-шесть процентов. Там просто предъявляют, что есть "Новая газета", "Дождь", "Эхо Москвы" и есть свобода слова.
— То есть Запад на это ведётся?
— Ведь то, что "Новая газета" выходила и выходит — на самом деле, исторический факт. "Дождь" из эфира не убирают. Западу нечему возразить. Да, в России, может быть, авторитарный режим, но это не диктатура, не фашизм. Это не худшее проявление отсутствия демократии, не лайт-вариант СССР. Запад вынужден это воспринимать и принимать контрдоводы российской элиты.
— У меня к вам сейчас два вопроса. Считаете ли вы себя свободным журналистом в рамках нашего общества? Что в этом случае вы думаете о законе об иноагентах?
Каждый россиянин, отправившийся воевать на Донбасс с оружием — преступник и место ему в тюрьме
— Я абсолютно свободен, потому что никогда не пишу о том, о чем не хочу писать, и пишу только о том, о чем хочу. Мне никто не диктует, что и как писать. У меня нет материалов, которые подвергаются цензуре. Более того, в той же "Новой газете" я нахожусь даже в какой-то оппозиции. Многие мои коллеги не понимают, когда я говорю, что Крым — это часть России. Говорю как какой-то ватник, но в тот же момент я уточняю, что Донбасс — это Украина, что Стрелков и его подельники должны сидеть в тюрьмах, а не разгуливать по России со своими идеями. Каждый россиянин, отправившийся воевать на Донбасс с оружием — преступник и место ему в тюрьме. По Крыму тоже можно долго говорить.
— Давайте перейдем ко второму вопросу.
— Я не иноагент и мне трудно об этом говорить. На "Новую газету" наезжали, что нас финансируют какие-то западные компании, но это всё давно объяснено. Там был какой-то норвежский грант, но в целом мы не имеем никакого отношения к иноагентам. Честно говоря, эта тема меня не очень волнует и мне не очень интересно.
РОССИЯНЕ САМИ ВИНОВАТЫ
— Какой, по-вашему, будет российская журналистика и российское общество, скажем, в 2028 году?
— Я не знаю, что будет с нами через месяц, через год, а вы хотите прогноз на десятилетие вперед. Такое ощущение, что лучше не будет. Виновата-то в этом не власть. Виноваты мы сами, что притерпелись. Посмотрите, сейчас страна живет и готовится к пенсионной реформе. Вроде бы большинство недовольны, но много ли тех, кто выходит на митинги протеста, кто хочет действиями остановить эту "реформу"? Кот наплакал.
— Но люди выходят, они есть.
— Когда на митинг в Москве выходят 10-15 тысяч человек, можно сказать, что никто не выходит. Когда на такие митинги выйдут миллионы... Вспомните, когда в той же Праге были проблемы у главного телевизионного канала. Сколько человек вышли на Вацлавскую площадь? Власть отыграла назад. Когда на Манежную площадь начнут выходить миллионы, хотя бы сотни тысяч, тогда и можно будет сказать, что все они готовы остановить произвол власти.
— Давайте не будем забывать, что у нас есть поколение 20-летних, которые, возможно, еще подают какие-то надежды.
Посвятить жизнь борьбе с этим произволом готовы не многие
— У меня есть ощущение, что поколение 20-летних еще более конформистское. Оно или встроится в ту ситуацию, которая есть, или свалит из страны. Вариантов не много. А вот посвятить жизнь борьбе с этим произволом готовы не многие.
— Хорошо. Давайте снова вернемся к теме журналистики. Вы достаточно часто в своих материалах бросаетесь колкими выражениями как в адрес правящей элиты, так и оппозиции. Вы чувствуете сейчас какое-то давление из-за вашей работы?
— У нас же свобода слова.
— Свобода слова вам тоже когда-то чего-то стоила.
— Эта свобода слова сегодня в сочетании со свободой слуха. Можно писать о чем угодно, но не факт, что эта власть тебя услышит. Она слепа, глуха и нема, когда речь касается критики. Системе глубоко плевать, что о ней пишут отдельные блогеры, журналисты. Они привыкли, что кто-то там ворчит, что-то пишет и критикует. Они понимают, что это не срезонирует широкие общественные массы.
Пока не будет реакции со стороны большинства населения, власть может жить спокойно, не опасаясь за свою стабильность. Их куда больше беспокоит тот же Запад, который может предпринять меры, что мало никому не покажется. Я уже устал говорить, что санкции против России — это дурь, они не приведут к изменению ситуации в России. Сделайте вы адресные санкции, составьте список из пяти-десяти-ста тысяч россиян, чиновников всех уровней!
— Ирек, вы можете им помочь, записать предложения, направить в соответствующие инстанции.
— А я постоянно об этом говорю. Запретите чиновникам въезд в страны Европы! Запретите их детям там учиться. Вот тогда они начнут шевелиться и поймут, что санкции касаются их лично. Пока же они касаются каких-то абстрактных компаний, абстрактных россиян, никаких перемен не будет. Когда в санкционные списки начнут включать имена региональных чиновников — того же Метшина, например — блокировать их выезды на Запад, блокировать их отдых, лечение, обучение детей, тогда и начнутся перемены. Но Западу, похоже, это не нужно.
— А как вы оцениваете Метшина? Не так давно он возглавил рейтинг мэров городов.
— Ну, дай бог ему здоровья, если он считается крутым менеджером городского уровня. Это печальная история. Ильсур — хороший пиарщик. Он четко знает, где и что говорить, чтобы понравиться людям и тем, кто принимает решения на высших этажах. Но то, что наворотил Ильсур Раисович Метшин в Казани, расхлебывать нам придется еще ой как долго.
— Почему?
Казань превратилась в город-наркоман, который уже больше не может жить без федеральных подачек, без подачек из республиканского бюджета
— Потому что это тупиковый путь развития города. Казань превратилась в город-наркоман, который уже больше не может жить без федеральных подачек, без подачек из республиканского бюджета. Это город, который тратит намного больше, чем зарабатывает. Да, мы понастроили много чего, но всё это надо содержать. На какие деньги это будет содержаться?
О СМЕРТИ
— Учитывая аспекты вашей работы и ваше отношение к определенным личностям, вы боитесь, что вас когда-нибудь могут убить за это?
— Я — фаталист, у меня такого нет. Я скажу так: если покушение организуют какие-то дилетанты, я от них отобьюсь. Если действовать будут профессионалы, предотвратить это будет просто невозможно. Я пишу так, чтобы не давать поводов.
— Но вы думаете о поводах?
— Я о них не думаю. Это на автомате. Есть определенные правила. Бояться, работая в "Новой газете", излишне, но предпринимать определенные меры, не совершать совсем безрассудных поступков, наверное... У нас планерки проходят в зале, где висят портреты шести сотрудников "Новой газеты", убитых за время работы здесь. Каждое убийство было целенаправленным — за профессиональную деятельность. В принципе, каждый сотрудник "Новой газеты" каждый день вспоминает этих людей хотя бы на планерках, когда видит их портреты. В то же время, ни один сотрудник не отказывается от своих планов поехать на войну.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram и узнавайте, кто будет следующим гостем проекта Реальные люди 2.0, и многое другое.